Мария Жиган

Когда речь заходит об изменении жизни, так или иначе люди приходят к идее маленьких шагов. Нанопривычки, атомные привычки, микрошаги, все это о том, что большое достигается путем маленьких изменений, но на регулярной основе.

Когда вместо 3 тренировок в неделю по полтора часа, надо всего лишь приседать по 20 раз, но каждый день. Когда вместо английский С2 на вчера, надо 10 минут в день читать книги. То есть вся эта идея маленьких шагов заключается в том, чтобы делать что-то в таком маленьком размере, чтобы это не вызывало сопротивления, страха, не придавливало объемом, чтобы двигаться вперед было легко.

И казалось бы, что здесь сложного. Ведь не надо никаких сверх усилий. Но нет. Люди не могут. Они саботируют даже эти 20 приседаний или 10 минут чтения.

Почему же этого не делать? Ведь это лучше, чем ничего.

Ответ простой и непростой одновременно.

Дельта боли.

Клиенты часто просят решений, по типу «скажите мне, что делать?», а психологи всячески стараются избегать говорить, что делать. И не потому что не знают, а потому что простые решения это всегда волк в овечьей шкуре. На поверхности очень простые, а в реальности выполнить их нереально. Простые решение — это как твердая пища для человека без зубов или молоко для человека, у которого нет ферментов для его переваривания. Если человеку нечем жевать, то поесть не получится.

Вам могут дать кучу практик и советов, но если вам нечем их раскусить и переварить, то вы все равно не сможете ими воспользоваться.

Все знают, что если хочешь похудеть, надо меньше есть и больше двигаться. Вот тебе просто решение, но только можно ли его так просто выполнить? Нет. Как и с любой другой сферой.

На днях в очередной раз словила себя на мысли о том, что сожалею, что не сделала что-то раньше. Некоторое время я размышляла, какой была бы моя жизнь, если бы я сделала те или иные действия. В ходе размышлений поняла, что у нас всегда есть несколько я.

«Я сегодняшнее» — это то я, кем я являюсь сегодня, а также «я прошлое» и «я будущее». И эти два я всегда лучше, чем «я сегодняшнее».

«Я прошлое» всегда мудрее, чем «я сегодняшнее», потому что «прошлое я» всегда знает, как надо было поступить и как надо было что-то сделать. «Прошлое я» всегда более смелое. Потому что оно уже знает, что то, о чем мы переживали, не случилось и поэтому оно мало чего боится. «Прошлое я» обязательно бы сходило к стоматологу на два года раньше, сказало бы начальнику все, что оно о нём думает, и сделало бы ещё много других вещей, которые «я сегодняшнее» боится.

«Ощущение, что моя жизнь закончилась».

В последнее время я слышу эту фразу все чаще. Она звучит у клиентов, коллег, друзей. Мы потеряли наше прошлое будущее, мы не видим нового. Вернее, то новое будущее, которое видим, точно не радует, не мотивирует, не включает. В нем много чего-то такого, с чем тяжело справиться, что отбрасывает на годы назад. Там картинки выживания, существования, но не жизни.

«Зачем жить, если это просто существование?»

Зачем жить, если в жизни нет ничего радостного, успешного? Если там только сражения с будничностью, выживание, постоянная экономия, и снова приходится решать, что я могу позволить себе купить в этом месяце.

«Я только начала нормально жить, и тут снова все закончилось».

Из архивов памяти поднимаются детские переживания тяжелых 90х.

Множество людей из тех, с кем я сейчас общаюсь, в той или иной мере морально и эмоционально дезориентированы. Потому что ясности нет никакой и непонятно, как жить и что делать. Прошлого уже нет, и того, что было когда-то, уже точно не будет. А будущего еще нет. И что будет в том месте тоже неизвестно.

Для меня это состояние подобно нахождению в камере сенсорной депривации, флоатинга, когда человека помещают в жидкость, в полной темноте, где нет ни звуков, ни запахов, никаких ощущений, человек как будто в невесомости и без любых стимулов. С точки зрения здоровья это имеет ценность. В такой камере мозг отдыхает от избыточной стимуляции и, говорят, что после нее люди очень хорошо перегружаются (если у них нет клаустрофобии, конечно). Но если эту метафору брать за основу текущего эмоционального состояния, то это сильно давит на людей, потому что вообще не ясно от чего отталкиваться, куда идти и что делать.

Особенно это давит на тех, кто уехал из дома. Потому что очень сложно строить планы, видеть хоть какой-то горизонт будущего, когда тебе не на что опереться. Дом был опорой, теперь ее забрали. Новый дом может быть переносимым или хорошим, но это все равно очень шаткое основание, особенно, если живешь с оглядкой на прошлое.

В обычной мирной жизни мы находим различные способы справиться с нашими болями и травмами, мы компенсируем их окружением, образом жизни, хобби и развлечениями, работой. Так, социофоб выбирает для себя работу, где не надо быть заметным, а истериод выбирает место, где он может shine bright like a diamond. Когда одному человеку грустно, он идет пить кофе в знакомое кафе и там он чувствует себя не таким одиноким, когда женщина чувствует себя не очень желанной, она покупает красивое платье и идет в клуб танцевать.

Все это помогает справляться с жизнью и невыносимостью внутренних переживаний. Если человек приходит в терапию, у него появляется чуть больше способов с этим обходиться, но в целом, все равно у каждого из нас есть остается большое число компенсаций, чтобы иметь возможность жить эту жизнь.

Впервые люди столкнулись с проблемой потери опор в локдауне. Когда все эти выстроенные годами системы перестали существовать. Нас закрыли дома и больше неоткуда было черпать силы для жизни. И часть людей поехала кукухой от невозможности переносить свою внутреннюю пустоту. При этом часть людей наоборот успокоилась. Так, у людей с нарциссической травмой, которые в душе мечтали о высотах, а в реальности не могли их достичь, и поэтому на фоне всех успешных людей чувствовали себя ничтожными, наконец-то наступил внутренний мир, потому что уже никто ничего не мог достигать, ездить в путешествия, выкладывать свои успехи, всем было плохо.

Сейчас большинство украинских терапевтов в той или иной мере ранены. О том как помогать, если у тебя самого болит, и в мирное время было много вопросов, но тогда можно было сказать «надо было ходить на терапию и проработать свои травмы». Во время же войны рана не только про прошлое, она про настоящее. И сейчас достаточно сложно быстро все полечить, потому что война еще идет и эти раны все еще открытые. И будут такими продолжительное время.

Не у всех терапевтов сейчас есть личная терапия. И не потому что они плохие специалисты, не берегут свою психику, считают, что им не надо лечиться. Кто-то закончил терапию недавно и пока не думал, что она ему понадобится, у кого-то их терапевты находятся в бункерах/зонах военных действий/травмированы войной и не могут работать. У кого-то терапевты/супервизоры были из России. И даже если они в своей позиции за Украину, то не все готовы с ними работать, а если морально готовы, то либо не хотят пополнять вражескую казну, либо банально не могут перевести деньги. Кто-то не знает, кого и где сейчас искать, потому что не ясно, кто готов брать новых клиентов. А кому-то сложно в это время налаживать новые контакты и выстраивать новые отношения, когда всего рвет на части.